Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

…Вотуже восемь долгих лет я неотлучно следую за моим Господином. Давным-давно убедившись в том, что я усваиваю любые науки так же быстро, как и он, Юлиан почитает меня достойным партнером-соперником, кто на равных состязается с ним в стихосложении, диспутах, риторике и борьбе.

Странно как-то. Получается, что низкий раб знает и умеет все то же самое, что и наследник престола? А еще ему известны самые сокровенные чаяния и мечты высокородного Господина. И с хозяином его все больше и больше связывает дружба, а не рабская зависимость. Впрочем, в душе я уже давно не раб…

…О как же правы философы, утверждающие, что мысль способна порождать реальность! Меня так и распирает от желания еще раз вернуться в тот далекий августовский день, когда я, памятуя о шумном успехе, которым пользуются у слабого пола известные атлеты, чуть ли не на коленях молил Господина позволить мне поучаствовать в состязаниях по бегу, где должен был выступать и он сам. Немного подумав, Юлиан расплылся в хитрой улыбке:

— Но к состязаниям допущены только свободные граждане.

— Проклятье! — не сдержался я. Постоянно пребывая при дворе, я иногда терял чувство реальности, забывая о своем истинном положении.

— Впрочем, выход есть, — снова улыбнулся Юлиан и в присутствии двух всадников из его свиты без всякой помпы жестом пригласил меня сесть с ним за стол, дабы вместе отведать лепешек с вином.

Я не сел, а рухнул на скамейку. Юлиан от души расхохотался, а всадники поджали губы.

В ушах звенело, а сердце едва не разрывалось от счастья. Ведь по римским законам этот нехитрый ритуал, да еще совершенный при свидетелях, в одно мгновение снова сделал меня свободным!

Клянусь небом, на все про все ушло не более минуты. Ну отчего я раньше не догадался записаться в бегуны?

А в соревновании по обыкновению победил Юлиан, как всегда неудержимый во всем, за что бы ни брался. Но и я отнюдь не ударил в грязь лицом и пересек заветную черту третьим.

Помню, как, все еще ловя ртом воздух, я в надежде озирался по сторонам, но напрасно. Ее не было среди зрителей. Еще день назад вознесенный на вершины счастья неожиданным поступком Юлиана, я снова скатывался в пучину невыносимых терзаний. Ну и зачем мне свобода без Федры?

…Августейшим повелением нас вызывают в Константинополь. Ура! Радуюсь переезду как ребенок, хотя мне уже двадцать. Я высок и статен. Молоденькие рабыни и вольноотпущенницы все чаще заглядываются на мою белозубую улыбку и в самых лестных выражениях перешептываются по поводу моих успехов в гимнастике, беге и фехтовании, где я почти ничем не уступаю самому Юлиану. Лишь одна свободнорожденная Федра вообще не замечает моего присутствия. Иногда у меня даже появляется желание подскочить к этой чванливой недотроге и что есть силы гаркнуть в ухо:

— Я здесь! И живу в одном с тобой мире. Так посмотри же на меня хоть раз!

Но все тщетно. Я для нее никто. Человек без имени и лица. И тем не менее новость о том, что ученый отец Федры займет освободившуюся должность библиотекаря в свите Юлиана, а потому вместе со всем семейством последует за нами в Никомидию, наполняет мое иссохшее сердце нездоровым желанием раскинуть руки и, как следует оттолкнувшись от утеса покруче, чайкой взмыть в лазурное небо.

Не по годам сдержанный в Венериных делах Юлиан, с которым я поделился этим странным чувством, поразмыслив и посоветовавшись с придворным лекарем, предположил, что причина этого внезапно охватившего меня приступа могла заключаться в застоявшейся в кишках желчи или несвежих груздях. Зная, насколько сведущ и мудр мой благодетель, я не отваживаюсь спорить и строго следую его медицинским наставлениям…

…Наконец-то мы в Константинополе. Впервые выйдя на площадь Августея перед только что отстроенным собором Святой Софии, я на время потерял дар речи. Этот величественный храм поднимается до самого неба, возвышаясь над всеми остальными, будто подтверждая могущество нового Бога и его превосходство над старым Пантеоном.

Потрясенный Юлиан тоже долго не мог прийти в себя, невпопад отвечая на мои вопросы. Затем он с горечью вспомнил об истоках этого великолепия: основав новую столицу, Константин первым делом повелел конфисковать убранство самых богатых языческих храмов и украсить награбленным только что отстроенные церкви.

Впрочем, сердцу настоящего эллинофила в Константинополе тоже было чему порадоваться: расположенные тут же на площади Августея роскошные бани Зевксиппа, отделанные порфиром портики и библиотека, мало в чем уступавшая александрийской, обещали нам приятный и полезный досуг…

Глава XXX

За завтраком пересказав Лучко разговор с Франческой Руффальди, Глеб отправился к себе в номер. Он еще не успел повернуть ключ в замке, как услышал звонок телефона. Звонил Брулья — он просил срочно приехать. Уже через пятнадцать минут Стольцев и Лучко поднимались по ступенькам, ведущим к знакомому кабинету.

Комиссар выглядел еще более невыспавшимся и обеспокоенным.

— Боюсь, у меня дурные новости. Нам сообщили, что наш агент — источник информации о язычниках, найден мертвым.

— Убийство? — осведомился Лучко.

— Причина смерти — передозировка, но в управлении божатся, что наркоманом погибший не был. Похоже, информаторы есть не только у полиции, — сокрушенно пробурчал Брулья себе под нос.

Капитан с тоской вообразил предстоящий доклад Деду.

— И каков теперь наш план?

— Новый план пока в разработке, — уклончиво ответил Брулья. — Но на быстрый результат я бы не рассчитывал.

— А как же быть нам?

— Набраться терпения. Других рекомендаций на сегодня нет.

Доложив руководству о сложившейся ситуации, Лучко сообщил Глебу о принятых решениях.

— В общем, так: я возвращаюсь, ты остаешься.

— Но чем я могу быть здесь полезен без тебя?

— А вдруг итальянцы найдут какие-нибудь вещдоки, которые благодаря твоему дару смогут привести к иконе? Так что тебе назад пока нельзя.

— Ладно, — с легким сердцем согласился Глеб. Такой поворот событий его не особенно расстроил.

— Вот и славно. Зато вкусных макарошек поешь.

— Да уж, за госсчет они еще слаще.

За этим последовал поход по магазинам, где Глеб помог капитану приобрести пару сувениров для жены и дочери и полчемодана лучших сладостей, какие только можно найти в источающих райские ароматы кондитерских по обоим берегам Арно.